Среди простых жителей ходили слухи о том, что дедушка Гу Юня по материнской линии – Император У – за всю свою жизнь убил бессчетное множество человек, в результате чего судьба сыграла с несчастным правителем злую шутку, и он начал терять своих детей одного за другим.

— Амбиции Вэй-вана могут привести страну к великому будущему. Зная, что ты будешь на страже границ, я спокоен за будущее страны, оставшейся во власти наследного принца. Но я беспокоюсь за тебя... Послушай же меня: все хорошее в этом мире может стать плохим. Если все зайдет слишком далеко, ты должен задуматься и о собственном будущем. Вспомни о том, что старый настоятель храма Ху Го наблюдал за тобой с самого раннего детства. Учения Будды безграничны. Если у тебя появится немного свободного времени, ты должен посетить его.

У старого лысого осла храма Ху Го был вороний клюв [3]: однажды он сказал, что Гу Юня ведет звезда бедствий, заставляя и его близких родственников: родителей, братьев, сестёр, супругов, детей – разделить с ним горькую судьбу. Поэтому до сего дня маршал отказывался наведываться в этот храм.

Заслышав, как Император упомянул это место, Гу Юнь напомнил сам себе: "Да, верно, я почти забыл об этом лысом старике. Нужно дождаться подходящего момента и за все как следует с ним расквитаться: поджечь его храм, прогнивший от лицемерия и порочности, где обманывают людей".

В тот год, после смерти прежнего Аньдинхоу, Император удачно воспользовался аргументом, гласившим: "чрезмерное кровопролитие принесет зловещие предзнаменования", чтобы ослабить влияние Черного Железного Лагеря.

Однако последние несколько лет в морях Великой Лян нередко встречались "драконы" [4] жителей западных земель. От Северной границы до Западной и дальше: за тысячи километров до Восточного моря – ни один кусочек территории Великой Лян не был свободен от алчных взоров иностранных врагов – тех, что притаились, наблюдая за своей добычей, подобно голодным тиграм.

«Чрезмерное кровопролитие принесет плохие предзнаменования» – значит ли это, что в случае отказа Черного Железного Лагеря от кровопролитий наша страна, павшая под гнетом врагов, опаленная пожарами, наглотавшись дыма беспрерывных войн; страна, истоптанная босыми ногами бездомных и отравленная гниющими потрохами искромсанных тел, плывущих по морям и рекам многими днями, – это и был тот процветающий мир, о котором говорил Император?

Если бы он, маршал Гу, и Черный Железный Лагерь оказались такими же сентиментальными, как его дальний родственник, то на кого тогда оставалось рассчитывать невинным гражданам столь великой нации?

Или мы собираемся направлять умы ученых из императорского двора, чтобы "покорять людей красноречием"?

По правде говоря, Гу Юнь не просто жаждал войны, он хотел дать врагам Империи бой, чтобы они запомнили его раз и навсегда. Желая стереть с лица земли весь Западный регион, полностью разгромив их войско, он рассчитывал до смерти напугать тех, кто когда-либо осмелился бы помышлять о территориях Центральных равнин, принадлежащих другой нации.

Когда восстание на западе было подавлено, Гу Юнь обратился к Императору с этой просьбой. Вероятно, Император подумал, что маршал сошел с ума, и решительно отклонил его прошение. Более того, он не просто отказал Гу Юню, он еще отправил его к Северной границе с замысловатым приказом: "Отыскать четвертого принца".

Вот только Император оказался недальновидным и не мог ожидать, что в попытке удерживать Гу Юня на Северной границе, он предоставит ему столь прекрасную возможность захватить в плен принца варваров. Некоторым людям, над головами коих воссияла звезда кровавых битв – на тот случай, если им не повезло стать лояльными генералами, помогавшими расширять территорию, – было суждено вернуться, чтобы стать для собственной страны бедой цвета пролитой крови.

Мягкосердечный дряхлый Император и хладнокровный молодой генерал: один лежал на узкой кровати, второй стоял перед ней на коленях – болезненный укол в последний раз глубоко вонзился в сердце государя, но, в конце концов, ни один из них не смог переубедить другого.

Император Юань Хэ посмотрел в холодные глаза главнокомандующего Черного Железного Лагеря и внезапно почувствовал безмерную печаль. Старый Император подумал: если бы он сам не возжелал императорской власти с той болезненной одержимостью, то оказался бы он сейчас всего-навсего принцем, неторопливо выгуливающим собаку?

Тогда бы он не встретил женщину, судьба которой уже была предрешена. Возможно, он отдал бы свою любовь кому-нибудь другому, и ему не пришлось бы проводить годы своей жизни вдали от любимой.

Этот проклятый трон казался ему пронизанным жалящими шипами роз и сухими костями. Неужели право занять его имели лишь те, кто был полон решимости беспощадно убивать, подобно старому Аньдинхоу?

Император Юань Хэ прошептал: "Цзы... Си... Цзыси... ох..."

Лицо Гу Юня, казалось, вылитое из чугуна, внезапно дрогнуло; веки слегка опустились, прямые напряженные плечи стали немного мягче. Император спросил:

— Ты презираешь меня?..

— Ваш подданный не смеет, – ответил Гу Юнь.

— Тогда ты... будешь помнить обо мне?..

Гу Юнь ничего не сказал.

Престарелый Император уставился на него и продолжил давить:

— Почему ты молчишь?

Гу Юнь помолчал еще несколько секунд. Тень печали не коснулась его лица. Он все же ответил:

— Если Ваше Величество уйдет, у Цзыси больше не останется ни единого члена семьи.

Грудь Императора точно сдавило незримой рукой. Он никогда в жизни не слышал, чтобы этот подлый ублюдок по имени Гу Юнь мог изречь нечто столь благодушное. Одна единственная фраза едва ли разом не стерла накопившееся обиды и бережную привязанность между двумя поколениями, – о чем никогда не говорилось вслух, – растворяя в непрерывном потоке времени хрупкое и одинокое сожаление о необходимости расстаться друг с другом.

В этот момент слуга за дверью Императора осторожно напомнил: "Ваше Величество, пришло время принимать лекарства".

Гу Юнь встрепенулся. Когда он снова поднял глаза, он вновь обратился в столь совершенное и одновременно столь презираемое оружие, сокрытое под человеческой оболочкой.

— Ваше Величество, пожалуйста, позаботьтесь о себе. Ваш подданный должен идти.

Император Юань Хэ внезапно открыл рот и выкрикнул:

— Сяо Шилю!

Гу Юнь замер на пороге.

Превозмогая немощь и боль, Император засунул руку под подушку и достал оттуда цепочку старых браслетов из деревянных бусин.

— Подойди сюда, дай мне руку.

Гу Юнь смотрел на тяжело дышащего старика, трясущимися пальцами натягивающего буддийский браслет на его запястье. Побрякушка с виду не представляла особой ценности. Внутри него лихорадочно вскипели крайне противоречивые чувства.

— Старший двоюродный брат... Присмотрит за тобой, – неразборчиво пролепетал Император Юань Хэ, гладя тыльную сторону ладони Гу.

Сердце Гу Юня на части раздирало тоской, не в силах вынести это. Маршал больше не мог сохранять видимость спокойствия. Ему хватило сил только на то, чтобы быстро попросить прощения.

Три дня спустя Император Юань Хэ скончался.

Чиновники, военные и тысячи мирных жителей простились с минувшей эпохой.

Примечания:

Минь (旻) – «осень», «небо», «дождливое осеннее небо»; «милосердие», «сострадание».

2. Ян (雁) – «дикий гусь из "Яньхуэй"» («возвращающийся гусь»).

Бэй (北) – «север», «северный».

«Ян Бэй» означает «Северный Гусь» («Северная птица»).

Ван (кит. 王; пиньинь: wáng) – титул правителя в Древнем Китае.

Титул не входил в иерархию пяти степеней знатности (гун, хоу, бо, цзы, нань) и стоял над ними. Пожалование титулом Вана было исключительной прерогативой Императора.

3. 乌鸦嘴 – wūyāzuǐ - обр. человек, приносящий плохие новости (букв. клюв вороны), накаркать

4. «Дракон» – тип морского судна, путешествующего по морям.